«Опасный» заключенный

img447 Обратно в Пронькино. В конце 1942 года вышел приказ начальника Управления лагерями сконцентрировать особо опасных заключенных в Проньковском лагере, который прозвали «лагерем смерти». Кто были «особо опасные» заключенные? Это были не уголовники, а осуждённые по статье 58, политические. Большинство из них представители меньшинств, как и я. Финны, немцы, эстонцы считались особенно опасными, поскольку война шла против Германии, а Финляндия была её союзником.

Начальнику Кокоринских лагерей не хотелось отправлять меня туда, но он должен был подчиниться приказу. Я оказался вторично в этом злополучном лагере. Условия жизни здесь были намного хуже. Бараки холодные и полны крыс, которые ели умерших, а иногда атаковали и живых. У одного ослабевшего крысы откусили нос, когда он спал. Режим в Пронькино был строже и смертность выше. Там было и много самоуправства. Так, охранник застрелил заключённого, когда тот умывался и якобы тратил слишком много воды. Человеческая жизнь ничего не стоила.

Находясь в Пронькино, я опять думал: «Что значит увиденный мною свет? Может, переход на небеса, сигнал о смерти? Зачем тогда подкрепляющие слова: «Ты не забыт людьми и не покинут Богом»? К чему эти мешки муки, если я здесь умру? Я хотел уповать на Бога, но временами это было очень трудно.

Назначенный на мое место человек не справлялся с работой. Не знаю, как Ростову удалось вернуть меня в швейную мастерскую, но через два месяца я снова был на старом месте. Я радовался.

— Ты здесь, но твоё личное дело ещё в Пронькино, — сказал он.

Через три недели Ростов получил назначение перевести меня в Нижне- Мошево. Ничего не объясняя, он сказал: «Ты никуда не поедешь!», написал что-то на бумаге и приказал мне продолжать работу. Меня охватило беспокойство. Вскоре последовал повторный приказ. В ответ на это Ростов сообщил, что я болен. Через пару дней рассыльный прибежал ко мне с приказом Ростова — немедленно идти в больницу. Врачу приказали положить меня в стационар. Когда я прибыл, врач посмотрел на меня и сказал:

—    Ты выглядишь слишком хорошо, ложись в кровать! Лгать умеешь?

—    Не умею и не хочу! Я здоров! — ответил я.

—    Твои слова могут нам обоим дорого обойтись!

Врач нервничал, он был хорошим человеком, хотел помочь. Проверяющие могли появиться в любую минуту. Мы не успели кончить разговор, как врач увидел в окно, что они прибыли. Он пошел навстречу приехавшим и они вместе вернулись в палату. Проверяющий направился к моей кровати.

—    Что у тебя болит? — спросил он. Врач ответил за меня:

—    Как видите, он выглядит хорошо, но седалищный нерв не дает покоя, он не может двигаться.

Проверяющий посмотрел в мою сторону и больше ничего не спросил. .Они оба вышли из палаты. Через пару часов пришел врач и сказал, что я могу идти на работу. Возвращаясь в мастерскую, я радовался, что в лице Ростова имею такого «хранителя», и надеялся, что останусь в Кокорино.

Привезти живым или мёртвым

События развивались быстро. Уже на следующий день Ростов вызвал меня к себе и сообщил, что пришла телеграмма, в которой сказано, что Тоги должен быть доставлен в Нижне-Мошево в течение суток живым или мертвым. Он не мог больше ничего сделать. Он саркастически усмехнулся:

—    Если бы не было написано «мёртвым», я объявил бы тебя умершим, но теперь ты должен идти.

Моё личное дело всё ещё было где-то.

—    Неужели я настолько опасный? — спросил я.

—    Не ты, но твои бумаги, — ответил он грустно.

В Нижне-Мошевском лагере было много арестованных немцев, живших в Советском Союзе, их считали особенно опасными. Некоторые из них просто исчезали, вероятно, их расстреливали. Там же были и немецкие военнопленные. Зная всё это, настроение невольно упало. Тёмное будущее встало перед глазами. Мне было скорбно расставаться с Кокоренским лагерем и потому, что здесь сложились дружеские связи с некоторыми заключёнными, что имело важное значение для душевной жизни. Я опять спрашивал: «Почему? Господи, видишь ли ты, что со мной делают?»

Собрав вещи, мы тронулись в путь. До Нижне-Мошева было двадцать пять километров. Первый раз меня везли на лошади, я не знал, что думать. Конечно, сидеть в санях было намного лучше, чем шагать по снегу. Приехали к вечеру. У ворот какой-то чиновник принял нас, спросив: «Ты Тоги из Кокорина?»

—    Ты здоров или болен?

—    Сейчас здоров, — ответил я.

—    Тогда сюда!

Меня привели в барак, в котором были двойные нары с постельным бельём. Барак выглядел чистым. За всё время пребывания в лагере я не жил в таких условиях. Что это значило? Я боялся, что попаду в худшие условия, боялся расстрела… Уходя, чиновник сказал: «Останешься здесь, пока дела выяснятся». Какие дела? Оставалось только ждать.

Назначение на новый пост

Прожил я в бараке три дня. Никто ничего не говорил, потом явился охранник и сказал, что, пойдём за зону, в Управление лагерей, к Лебедеву, который приехал из Соликамска и намерен встретиться со мной. Я был в смятении — почему меня ведут к Лебедеву?

Войдя в кабинет, охранник рапортовал: «Тоги приведён!» Уходя, он спросил: «Когда прийти за ним?»

—    Это выяснится, вероятно, ты не понадобишься! — ответил Лебедев.

В кабинете сидели начальник Нижне-Мошевских лагерей и начальник Управления Уральскими лагерями — Лебедев. Мое сердце сильно стучало. Почему не понадобится охранник? Не могут же меня прямо здесь расстрелять?

Лебедев начал разговор:

—    Ты Тоги?

—     Да.

—    Ты знаешь, почему тебя привезли сюда?

—    Не знаю.

—    Ты здесь по приказу Райзмана.

Прочитав на моем лице удивление, он продолжил: «Ты не знаешь, кто такой Райзман, а он знает тебя. Он был в Кокорино, когда тебя обвиняли в жульничестве с лаптями.

Я вспомнил, что при допросе присутствовал какой-то начальник, вмешавшийся в разговор и позволивший мною сделанные лапти приписывать кому хочу.

Лебедев продолжил:

—    Ты, наверное, слышал о воровстве на швейной фабрике и о том, что за этим последовало.

Он рассказал, как лошадь помогла выявить воров. Директор Нижне-Мошевской швейной фабрики был вольным, он договорился с прорабом и закройщиком ставить на сшитой одежде больший размер, чем на самом деле, и так сэкономить ткань. Сэкономленные ткани везли в Соликамск и там продавали. Все трое получали доход. В распоряжении прораба была лошадь, на которой он привозил из Соликамска ткани и отвозил готовый товар. Дорога длинная — тридцать километров, прораб останавливался на полпути, у друга. Лошадь отдыхала, люди ели-пили. Состарившую лошадь сменили другой, которая раньше была в распоряжении НКВД. Однажды прораб ехал на ней в Соликамск и в санях были «излишние ткани». Он, как всегда, остановился у друга. Наверняка лошадь была плохо привязана, она оторвалась и пошла в Соликамск к знакомому дому, к управлению НКВД. Когда сотрудники увидали лошадь без кучера, пошли выяснять, в чём дело. В санях нашли ткани. Прораб после исчезновения лошади отправился в Соликамск, где его арестовали. Всех сообщников осудили на пятнадцать лет. В Управлении лагерей возник вопрос о новом руководителе швейной фабрики. Райзман предложил тебя, сказав: «Если хотите, чтобы на фабрике не воровали, поставьте руководителем заключённого Тоги Ивана. Он честный человек». Мы хотим назначить тебя руководителем швейной фабрики. Ты согласен? — Он пристально посмотрел на меня.

Что ответить? Я представлял всю ответственность и все опасности, которые ожидают меня.

—    Вероятно, вы знаете, что я верующий и не краду, но не могу ручаться за других. К тому же я не могу знать, справлюсь ли с такой ответственной работой. Учитывая, что сейчас военное время, во всём нехватка, у начальства тоже свои нужды. Если кто-то из начальства что-то попросит и я дам — я такой же вор, как прежний руководитель. Если откажу — мне отомстят так или иначе.

—    Я понимаю твои опасения, но верю, что ты справишься, — ответил Лебедев.

—    Тогда я прошу об одном, — сказал я.

—    О чём?

—    Чтоб я был в прямом подчинении Управления Уральскими лагерями, тогда я буду меньше зависеть от местных начальников.

Лебедев взглянул на начальника Нижне-Мошевских лагерей и промолвил:

—    Какой ты предусмотрительный! Хорошо, ты останешься в моём подчинении и в подчинении заведующего хозяйственной частью.

С этого дня и до конца моего заключения я был в прямом подчинении Управления Уральских лагерей. Эта беседа изменила многое в моей жизни. Такая работа требовала умения, решительности, предусмотрительности и умения общаться с людьми. Я попросил дать мне время для испытания, чтобы увидеть, справлюсь ли я с работой.

Кончая наш разговор, Лебедев сказал, что на следующий день мне выдадут пропуск свободного хождения в радиусе двадцати пяти километров. В этот вечер я пошёл в барак без охранника.

Вам так же может быть интересно:

Комментарии закрыты.

Один комментарий к тексту “«Опасный» заключенный”

  1. Денис:

    А продолжение будет?

ЧИСТЫЙ ИНТЕРНЕТ - logoSlovo.RU Каталог христианских сайтов Для ТЕБЯ