Заключённые жили своей жизнью, не зная, что происходит за пределами колючей проволоки. Внешний мир не знал о существовании сотен лагерей, не говоря уже о жизни в них. Только близкие родственники догадывались о положении заключённых, если умели читать об этом между строк.
Заключённых не информировали о нападении Германии и о положении на фронтах. Из лагеря исчезли здоровые и помоложе охранники, их заменили раненые. Радио не могли слушать, так как все репродукторы были сняты и появились только тогда, когда Красная Армия стала освобождать страну.
Переписка с Линой прервалась летом 1941 года. Я написал ей несколько писем, но ответа не было. Я думал, может её арестовали, но удивлялся молчанию Марии и Анны. Узнав, что идет война, я не знал, где идёт линия фронта. Я не думал, что моя семья уже в сентябре 1941 года оказалась на захваченной немцами территории. В голову приходили всякие мрачные мысли и вкрадывалось уныние, самосожаление, депрессия. Я роптал: «Я забыт родными и друзьями, вероятно, и ты, Бог, оставил меня. Почему я должен безвинно страдать, и не только я, но тысячи людей? Почему всюду столько зла, ненависти, бесправия, насилия?» Мне казалось, что я умру там, в уральских лесах, покинутый людьми и забытый Богом.
Только одна радость была у меня. Вечером, после окончания работы, я мог оставаться в землянке один, мог плакать, думать, молиться. В бараке человек всё время настороже и никогда не чувствует себя свободным.
Бог видел моё отчаяние и борьбу. Он чудесно подкрепил меня. Была поздняя осень 1942 года, я лежал и молился. На душе было тяжело. В тёмной землянке я вдруг увидел, как где-то высоко над землёй засиял источник света, лучи, подобно прожектору, направлялись ко мне. Они проходили сквозь крышу землянки. Я подумал, что теряю сознание, щипнул себя и стал считать: «Один, два, три..» Это удалось. Затем я услышал голос. Я не могу сказать, слышал я ушами или сердцем. Но голос был ясным: «Почему ты думаешь, что ты покинут людьми и забыт Богом? Посмотри на этот свет — это молитвы родственников и друзей. Они не забыли тебя и Я не покинул». К этому времени источник света, который был где-то высоко, как бы спустился на мою грудь. Дух Божий наполнил меня большой радостью. Я начал благодарить Его. Мне стало стыдно за свой ропот. Я понял — Бог не оставил меня. Его глаза следят за моей жизнью. Я почувствовал себя спокойным.
Время шло, силы покидали. Однажды вечером я попросил: «Отец Небесный, прости мне все мои грехи и возьми к себе на небо. Я изнемогаю». Опять я услышал знакомый голос: «Не забывай, мои глаза следят за тобой-» (Псалтырь 31:8). Я тихо повторил: «Твои глаза следят за мной…» Этого было достаточно. Благодарю Тебя за утешение… В моих ушах зазвучала песня: «Если Ты, Иисус, со мной, этого достаточно». Я закрыл глаза и уснул.
Два мешка муки
Несколько дней спустя меня увидал заключённый Сергей Павлов, работающий кладовщиком.
— Ты слышал о моих новостях? — спросил он.
— Нет! А что?
— Меня освободят и пошлют на фронт, — ответил он задумчиво.
Он не радовался освобождению, это было понятно. Он сказал, что склад уже сдан и что у него осталось два лишних мешка муки. Он решил дать их мне. Я был удивлён, ведь мы не были друзьями, только знакомыми. Почему? Мука стоила дороже золота! Я даже испугался: где я буду хранить? Оказалось, Павлов всё продумал: мука была отправлена в пекарню, он попросил пекаря давать мне хлеб за счёт этой муки. Я был глубоко тронут. Не имея возможности его отблагодарить, я обещал молиться, чтобы вражеская пуля не настигла его и чтобы Бог вознаградил его за доброе дело. Мы расстались, о его дальнейшей судьбе я не знаю.
Я стеснялся идти за хлебом. Увидев меня, пекарь спросил вполголоса:
— Почему ты не приходишь за хлебом?
Вечером я пошёл к пекарю. Он разрезал буханку вдоль и я положил по половинке в каждую подмышку под фуфайку. Придя в землянку, я запер дверь, упал на колени и благодарил Бога. У меня целая буханка хлеба! Бог действительно заботится обо мне, я не забыт им!
Через какое-то время пекарь договорился с хлеборезом-весовщиком, чтобы он клал один лишний кусок в ящик моей бригады: мои вечерние прогулки в пекарню могли быть замечены. Нас могли бы разоблачить и судить за воровство. Если я хотел получить больше, чем один кусок, я предупреждал весовщика накануне. Иногда я давал маленькие кусочки своим ослабевшим работникам, хотя это было очень рискованно.
Я получал дополнительный хлеб в течение нескольких месяцев, пока меня не перевели в Нижне-Мошево. Подаренная Павловым мука являлась примером Божьей помощи и спасла меня от голодной смерти.
